Я призываю любовь - Страница 16

Не это ли было у нее на уме с самой первой минуты их встречи? Пока разум Розалин пребывал в растерянности, тело как бы само собой прижалось к нему, едва губы их соприкоснулись. Груди напряглись под тонким платьем. Никогда в жизни Розалин не испытывала такого томительного ощущения. Очень опасного ощущения…

Розалин неожиданно пришла в себя и с силой оттолкнула Скотта. Ее била дрожь. Она не знала, что предпочесть: возмутиться или же свести все к шутке? Выбрала последнее.

— Это ваш обычный способ желать спокойной ночи?

— Нет, необычный, — ответил Скотт. — Обычно я захожу в дом.

— Понятно. Что ж, на этот раз будет иначе.

Голос ее звучал высокопарно и сухо. Розалин почему-то подумала о Глории, с ее низким грудным смехом и вызывающе коротким платьем. Не теряет ли она, Розалин Паркер, в жизни что-то? Что-то очень важное?

— До встречи в четверг.

Скотт слегка кивнул ей, и она, стоя у дверей, смотрела, как он идет по дорожке, садится в машину и уезжает.

Дом был полностью погружен в темноту. Розалин не хотелось включать свет. В темноте было легче убедить себя в том, что поцелуй, длившийся меньше минуты, не затронул ее чувств.

Ей потребовалось огромное усилие, чтобы представить себя доктором Розалин Паркер, восходящим светилом в области кардиологии. Розалин Паркер, обходящей палаты, занимающейся с пациентами, — волосы стянуты в пучок, строгий костюм под белым халатом. Розалин Паркер, обедающей с Роджером — уютная, мирная трапеза, где нет места конфликтам, способным омрачить их связь.

Неужели Скотт Барфилд поцеловал меня? — подумала она. Меня, женщину со всеми моими чувствами, переживаниями, странностями, о существовании которых я и не подозревала? Или же просто удовлетворял свое любопытство, чтобы выяснить, как я на это среагирую?

Скорее всего последнее.

А эта реакция оказалась подобна бушующей реке, пытающейся прорвать плотину… Ей захотелось улететь в Лондон хоть на один день. Было крайне необходимо снова вжиться в роль, которую она играла многие годы. Розалин чувствовала, как опасность подбирается к ней, но, осмотревшись, ничего не увидела. Опасность была внутри нее.

Лондон и Роджер — вот все, что ей было сейчас нужно. Очень нужно!

4

Конечно же Скотт знал, что приглашать Розалин лететь вместе с собой в Лондон было ошибкой. То, что начиналось как стремление вытащить Розалин Паркер из Лондона туда, где ей место, хотя бы на время, сменилось легким любопытством, желанием узнать побольше об этой сдержанной, деловой особе, некогда бывшей его соседкой.

Теперь Скотт был настроен не менее решительно. Откровенно говоря, он не видел ничего, что могло бы изменить его мнение о Розалин, но почему-то любопытство все больше охватывало его…

Скотт приехал домой, обеспокоенный тем, что не может не думать об этой женщине. Хуже всего было то, что он действительно не понимал, почему она не выходит у него из ума. Он вовсе не лгал, когда говорил, что его не привлекают особы, подобные ей. Он уже обжегся один раз и с тех пор старался держаться подальше от женщин, делающих карьеру. Это не означало, что его отныне привлекали лишь пустоголовые вертихвостки. Однако Скотт вынужден был признать, что его последние подружки, как бы ни были они приятны в общении, к труду умственному никакого отношения не имели.

Не включая света, Скотт поднялся по ступеням. По прежнему опыту он знал, что женщины никогда не занимали много места в его мыслях. Всегда главенствовала работа. Это не так волновало воображение, но было достаточно увлекательно.

Странно, что сейчас он уделял столько времени размышлениям о Розалин Паркер, поскольку ее общество не сулило обычного отдохновения. Всегдашняя непринужденность начала оставлять Скотта с той минуты, когда он увидел ее. А все его старания выглядеть обаятельным были встречены с неприятием.

Он разделся на ходу, бросая вещи как попало. Эту привычку искореняла его бывшая жена, но он вернулся к ней, едва за Ребеккой захлопнулась дверь. Приняв душ, он в одних трусах забрался под одеяло.

Вообще-то Скотт собирался перед сном заняться счетами, которые Майк, управляющий имением, оставил для него на столе. Но понял, что не сможет сосредоточиться ни на чем, пока начисто не выкинет из памяти Розалин Паркер.

Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Возможно, если бы Скотт подумал о бывшей жене, то смог бы найти несколько полезных сравнений с Розалин, чтобы избавиться от нежеланных образов.

Одной мысли о Ребекке было достаточно, чтобы прийти в отвратительное настроение. Скотт не мог вспомнить, что же хорошего было в их жизни, хотя знал, что что-то должно было быть, иначе о женитьбе и речь бы не зашла. Дело заключалось в том, что плохое случалось значительно чаще. И в основном это было связано с тем, что Ребекка была всецело поглощена своей карьерой, словно у нее отсутствовал своеобразный выключатель — устройство, позволяющее большинству людей забывать о работе, едва за ними закроется дверь их конторы.

— А ты, Розалин Паркер, — громко сказал Скотт в потолок, — точно такая же!

Нет, еще хуже, пожалуй, подумал он. Врачи особенно славятся тем, что никогда не могут отключаться. Вероятно, лишь крохотная часть ее сознания занята тем, что не имеет отношения к работе. Он со злорадным смешком представил Розалин и Роджера, занятых обсуждением симптомов болезней. О чем же еще разговаривают врачи перед сном, лежа каждый на своей половине кровати!

Розалин, вероятно, уже забыла — если и знала когда-то, — об искусстве получать удовольствие. Удовольствие ради самого удовольствия. В общем, скучная личность. Не столь беспросветно скучная, как Ребекка, потому что медицина, по меньшей мере, предполагает сочувствие, но все равно скучная.