— Вы, должно быть, сошли с ума, если считаете возможным советовать мне, как поступать!
Скотт снова улыбнулся, но в этой улыбке не было и тени юмора. Только решимость, которая еще больше встревожила Розалин.
— Я останусь до тех пор, пока это будет необходимо отцу. Но учтите, у меня есть своя жизнь, к которой я намерена вернуться!
— Вы смотрите на отца, как на предмет неодушевленный. Здесь я ничего поделать не могу, но я не позволю вам улизнуть, пока здесь все не уладится ему во благо.
— Вы мне не позволите? Да кто вы такой?!
— Некто, кому известно чувство сострадания.
От подобных слов Розалин бросило в жар. Да как он смеет?!
— А вы считаете, что я не знаю сострадания? И это при моей-то профессии?
— Профессия здесь не при чем. Я считаю, что сострадание, так же, как и благотворительность, начинаются дома.
Они уставились друг на друга, и Розалин поняла бессмысленность этого спора. Скотт Барфилд сам себе закон, и пытаться убедить его в чем-либо пустое занятие. Она опустила взгляд и сложила руки на коленях. Пусть думает, что выиграл этот раунд. А она очень постарается справиться с ситуацией. Но если Скотт всерьез полагает, что она намерена закончить свою жизнь здесь, то зря тратит силы. В свое время он в этом убедится.
— Уверяю вас, — попыталась она улыбнуться, — что благополучие отца мне не безразлично.
— Прекрасно. Значит, я вылетаю утром в четверг. Около семи. Хотите, чтобы я заехал за вами?
— Да, хорошо, — заставила себя сказать Розалин. — Я буду готова.
— Я останусь в Лондоне до пятницы. Вы можете вернуться сами или договориться с сиделкой, чтобы одну ночь она побыла с вашим отцом.
— Я вернусь сама, — быстро ответила Розалин и, извинившись, направилась в дамскую комнату.
Она с тревогой заметила, что ноги ее дрожат. Вообще все в ней сейчас выдавало неуверенность.
Это не дело, подумала Розалин, глядя в зеркало и поправляя макияж. Я профессионал и собираюсь поработать здесь месяц или около того, так что нельзя так странно реагировать на Барфилда. Нельзя позволять ему действовать мне на нервы.
Жизнь Розалин была всегда целенаправленна и упорядочена. Такой она и должна оставаться. Ее отец, немногословный и властный, не был подвержен эмоциональным взрывам и приучил дочь сдерживать свои порывы. Девочку отправили в интернат в семилетнем возрасте. И она научилась с младых ногтей быть независимой и самостоятельной, потому что без посторонней подсказки пришла к заключению: единственное, что ожидает от нее отец, — это успех.
Тогда почему же Скотт Барфилд и его рассуждения так смутили ее? Почему ей, с легкостью ставящей на место любого мужчину, так трудно держать с ним дистанцию? Потому ли, что она оказалась в незнакомой обстановке, или все дело в разладе с самой собой? Или может быть, все намного проще — их характеры совершенно несовместимы, а Скотт при этом настолько прямолинеен, что даже не пытается скрыть своей неприязни хотя бы ради приличия.
Последнее объяснение удовлетворило ее, и Розалин почувствовала себя куда увереннее. Она вышла из туалетной комнаты, и тут ее ждало небольшое потрясение. Скотт по-прежнему сидел за столиком, а вот ее стул оказался занятым.
Никем не замеченная Розалин остановилась и посмотрела на женщину. Прямые, темно-каштановые волосы до плеч, широко раскрытые глаза, чувственный рот. Незнакомка наклонилась к Скотту, положив локти на стол, и в вырезе золотого платья можно было увидеть более чем достаточно.
Да, вполне достаточно, сказала самой себе Розалин и быстро подошла к столу. Женщина посмотрела на нее и со смехом извинилась за то, что заняла ее место.
— Но я высмотрела Скотта через весь зал и не могла не сказать ему: «Привет!»
— Скотта? — удивленно вскинула брови Розалин.
— Так я зову его, когда мы бываем вместе, — нимало не смущаясь, сказала незнакомка.
— А, понятно. Очень мило, — отозвалась Розалин.
— Розалин, это Глория, — вступил в беседу Скотт. — Глория, это Розалин Паркер, она приехала сюда, чтобы на время заменить Роналда.
— Я так расстроилась, когда узнала про вашего папу, — сказала Глория, поднимаясь и протягивая холеную руку.
Золотое платье, едва прикрывавшее грудь, к тому же, как выяснилось, плотно облегало высокую, изящную фигуру, доходя лишь до середины бедер.
— Благодарю вас, — машинально произнесла Розалин, пожимая протянутую руку.
— Ну, мне пора идти. Мои друзья уже минут пятнадцать рвутся уйти. — Глория одарила сидящих за столом ослепительной улыбкой. — Собираемся посмотреть, что предлагает ночная жизнь. Почему бы вам не присоединиться к нам?
— Скотт, вы можете идти, — предложила Розалин. — Единственное, что мне нужно сегодняшней ночью, — это моя подушка.
— Везучая девочка, — с грудным смехом ответила темноволосая красавица, глядя на них обоих. — Не сомневаюсь, что Скотт хорошо позаботится о тебе.
Она удалилась с видом королевы, уверенной в том, что все взгляды прикованы к ней. Розалин с каменным лицом обратилась к Скотту:
— Могли бы прямо сказать ей о наших отношениях.
— Чего ради? Разве вам не все равно, что подумает о вас совершенно незнакомый человек? — спросил он.
— Нет, не все равно. Я привыкла иметь репутацию, которую заслужила, а не ту, которой меня наградят сплетники.
— Ваша репутация имеет мало значения, учитывая то короткое время, что вы намерены провести здесь, не так ли? — Скотт усмехнулся, явно не понимая ее замешательства. — Кстати, — сказал он, вставая из-за стола, — похоже, вы собрались уходить.